– Что он сделал?
Гиллеспи нервно пощелкал пальцами.
– Ну, то есть добыл информацию. Позаимствовал, значит.
Нарочно демонстрирует циничное отношение к убийству?
Из соображения, что настоящий убийца скорее разыграл бы негодование или сочувствие?
Сакс спросила, где Гиллеспи находился в воскресенье, и у него тоже не оказалось алиби, хотя ей пришлось выслушать историю о том, как он сначала «гасил» какого-то «глюка» в своем домашнем компьютере, а после долго «резался» в любимую ролевую игру.
– Следовательно, в Сети должны сохраниться сведения о том, в какое время вы вчера зарегистрировались в игре?
Гиллеспи на мгновение запнулся.
– Нет, я только, типа, тренировался. Для этого не надо регистрироваться. А потом смотрю – уже поздно, спать пора. Это как под дурью, знаете, забываешь обо всем на свете.
– Под дурью?
Начальник отдела обработки информации понял, что разговаривает на языке, чужом для собеседников.
– О, я имел в виду, типа, забалдел, увлекся игрой. Когда окружающий мир как бы перестает существовать.
Он также заявил, что не знает Майру Уэйнберг, и заверил Сакс в том, что ни одна живая душа не могла иметь доступ к его паролям.
– А если кому-то захочется их крэкнуть – что ж, пусть попробуют! Все мои паскоды состоят из случайного набора шестнадцати знаков, причем я их никогда не записываю: у меня у самого память – тьфу-тьфу-тьфу! – не хуже компьютерной.
Гиллеспи подтвердил, что практически все рабочее время проводит за компьютером, не выходя из системы «ССД».
– Это, типа, моя обязанность, – добавил он, словно оправдывался, и непонимающе сдвинул брови, когда Сакс спросила, не доводилось ли ему копировать индивидуальные досье. – Так, а смысл? Перечитывать все, что купил на прошлой неделе в местной бакалейной лавке какой-нибудь Джон Доу? Ну нет, у меня других дел по горло!
Начальник отдела обработки информации признал также, что проводит много времени в ячейках данных, «настраивая коробкиу». Поразительно: там, где Сакс задыхалась, будто заживо погребенная, Гиллеспи, судя по всему, чувствовал себя вполне комфортно, как рыба в воде.
Он тоже не вспомнил, где был во время совершения остальных убийств. Сакс поблагодарила его, и Гиллеспи направился к выходу, на ходу доставая свой ПЦС и набирая на нем сообщение двумя большими пальцами проворнее, чем она сумела бы всеми десятью.
В ожидании прибытия следующего подозреваемого с безлимитным доступом к электронной системе «ССД» Сакс поинтересовалась мнением Пуласки:
– Ну, как тебе эти двое?
– Кассел мне не понравился.
– Мне тоже.
– Однако для «5-22» он ведет себя слишком вызывающе. Типичный наглый «яппи». Только убить человека у него кишка тонка. Разве что своей самовлюбленностью… Гиллеспи? Не знаю… Вроде бы пытался изобразить удивление по поводу Майры Уэйнберг, но, по-моему, у него плохо получилось. А эти его словечки – «подписал», «под дурью»… Знаете, чья это терминология? Уличной шпаны. «Подписать» – значит раздобыть шмаль, наркотик. А быть «под дурью» – это испытывать эйфорию от воздействия героина или транквилизатора. Так «ботают» пацаны в Гарлеме или Бронксе, когда «бросают понты» друг перед другом, приобретая дурь у местных наркодилеров.
– Думаешь, он на игле?
– А вы обратили внимание, какой он дерганый? Хотите знать мое мнение?
– Об этом я тебя и прошу.
– У него болезненная зависимость не от наркотиков, а вот от этого… – Пуласки сделал широкий жест рукой. – От информации о них.
Сакс на секунду задумалась и мысленно согласилась. Стремное местечко. Тут все как будто под нездоровым кайфом. Чувствуешь, как у тебя постепенно тоже крыша едет. И впрямь, словно наглоталась анальгетиков.
В дверях появился молодой светлокожий афроамериканец с опрятной внешностью. Это был начальник отдела кадров «ССД» Питер Арлонзо-Кемпер. По его словам, он редко наведывался в ячейки данных, однако имел на это разрешение, так как должен был встречаться с сотрудниками компании на их рабочих местах. Он также время от времени заходил в innerCircle, но только по служебной необходимости – чтобы проверить данные на сотрудников компании, и никогда не открывал досье на посторонних граждан.
Значит, кадровик все-таки заглядывал в «хранилище», хотя Стерлинг заверял их в обратном.
Арлонзо-Кемпер держался с достоинством, отвечал на вопросы ровным голосом, с дежурной улыбкой на лице и постоянно переводил разговор на то, что Эндрю – и Сакс снова отметила про себя использование столь неформального обращения в отношении Стерлинга – «добрейший и самый заботливый руководитель, которого только можно пожелать». Никому из служащих «ССД» и в голову не придет изменить ему или «идеалам компании» (каковы бы оные ни были, мысленно добавила Сакс). Начальник отдела кадров и представить себе не мог, чтобы в благословенных коридорах «серой глыбы» завелся преступник.
Его хвалебные излияния в адрес своего босса, казалось, никогда не иссякнут.
После того как Сакс наконец остановила этот обряд чинопочитания, Арлонзо-Кемпер рассказал, что все минувшее воскресенье провел с женой (оказавшись таким образом единственным женатым сотрудником «ССД» из тех, с кем детектив успела переговорить). А в день, когда убили Элис Сандерсон, занимался уборкой в доме своей недавно умершей матери в Бронксе. Он был там один, однако полагал, что кто-нибудь из соседей видел его и сможет это подтвердить. Арлонзо-Кемпер так и не вспомнил, где находился во время остальных убийств.